0 8000 12 11

ПРАГА—Парламент Армении в первом чтении одобрил законопроект «О предотвращении насилия в семье, защите подвергшихся насилию в семье лиц и восстановлении согласия в семье». О нем давно бурно спорили как в самом парламенте, так и в обществе. Самую жесткую полемику вызвал вопрос формулировок, как то, «семейное насилие» и «аморальное поведение». Говорим об этом с руководителем Ванадзорского офиса Хельсинкской гражданской ассамблеи, правозащитником Артуром Сакунцем.

Катерина Прокофьева: Артур, я хочу спросить о законе «О семейном насилии»: это же получается такая ювенальная юстиция – не получилось принять ранее это закон, теперь его разделили на три части, и полицейские получат право вмешиваться, по сути, в личную жизнь граждан. Как вы на него смотрите?

Артур Сакунц: Честно говоря, тут вопрос не в том, что полицейские вмешиваются в семейную жизнь, – вопрос в том, что полицейские, и не только они, но и государство, должны принимать законодательные и институциональные меры для того, чтобы предотвратить семейное насилие, – это во-первых. Во-вторых, оказывать психологическую и материальную помощь пострадавшим от насилия в семье. И третье, – конечно, наказать тех, кто совершил преступление. С этой точки зрения первоначальный вариант проекта закона сильно изменился в Армении, потому что, во-первых, название уже «семейное насилие» (domestic violence), а именно «насилие в семье», и второе – там добавилось название «о семейной солидарности».

Тут очень сильно менялся акцент, потому что то, о чем вы говорите, что полиция уже имеет право по закону вмешиваться в семейные дела, это не предусматривалось в первоначальном варианте, потому что там уже рассматривались все члены семьи как равноправные, вне зависимости от их ролей, и тут оценивались их действия, т.е. неправомочные действия по отношению друг к другу. А тут, когда поменяли формулировку на «насилие в семье», получается, что семья вроде берется под защиту как основной институт, но в этой трансформации названия, наоборот, получается, что предоставляют уже полицейским и другим государственным органам вмешиваться в семейные дела. С одной стороны получается, что они, меняют название закона, рассматривая семью как основной институт, с другой стороны, этим измененным названием на самом деле предоставили государственным органам вмешиваться в семейные дела.

С логической точки зрения получается полное противоречие, а на самом деле нужно было рассматривать именно как семейное насилие, т.е. насилие, которое совершается со стороны одного члена семьи по отношению к другому. Притом понятие «семейное насилие» более широкое, потому что необязательно, чтобы были зарегистрированы браки в загсе, совместно жили, а тут, в изменениях, предусматривают людей, которые живут совместно.

Катерина Прокофьева: Т.е. на них это тоже распространяется…

Артур Сакунц: Нет, сейчас только на совместно проживающих. Т.е. если, допустим, муж и жена живут в разных местах и муж может совершить какое-то давление или насилие по отношению к жене, которая живет в другом месте, или, допустим, если бабушка или дедушка живут в другом месте, т.е. не совместно с семьей, то получается, что это не считается семейным насилием. Закон поменялся коренным образом. Но самое интересное, что вместо того, чтобы предусматривать оперативные меры для правоохранительных органов по предотвращению насилия, о котором оповещает один из членов семьи, они говорят, что до этого должен работать институт согласования, т.е. чтобы между жертвой и насильником провели переговоры, чтобы дело не дошло до открытия уголовного дела.

Катерина Прокофьева: Но смотрите, Министерство юстиции объясняет это тем, что ни семейным, ни уголовным кодексом в настоящий момент не предусматриваются меры по пресечению насилия в семье, – это так? Если мы берем данный момент, в каких случаях, к примеру, родителей могут лишать родительских прав?

Артур Сакунц: В очень крайних ситуациях: это, не дай бог, конечно, сексуальные домогательства, если об этом становится известно, или смертные случаи, или же, если суд считает, что один из родителей, которого лишают родительских прав, ведет аморальный образ жизни.

Катерина Прокофьева: Ну это тоже очень размытая формулировка, что значит «ведет аморальный образ жизни»?

Артур Сакунц: Это очень субъективная оценка. Между прочим, субъективные оценки в этом новом проекте, который удовлетворило правительство своим решением в первом чтении, очень много. Допустим, уже ввели понятие семейных ценностей, – никаким правовым актом в Армении не описано, что такое семейные ценности, что это означает. Или с точки зрения семейных ценностей нужно, чтобы этот институт согласования, примирения, может быть, должен работать. Но, извините, это вообще очень субъективно. Во-первых, примирения между жертвой и насильником не может быть изначально, потому что это может поощрять еще большее насилие в семье.

В ныне действующем законодательстве нет правовых механизмов именно в отношении психологического давления, психологического насилия, экономического насилия. Допустим, муж не разрешает жене работать или лишает средств существования – финансовой независимости, – это не считается семейным насилием. Но очень важно, что такие аспекты уже получили юридическую формулировку – это однозначно хорошо. Но, допустим, если понятие «физическая боль», как форма насилия, исключено из закона. Под физическим насилием подразумевается только избиение, когда человек получает увечья, а нанесение физической боли или же психологической травмы, когда человек может ощущать периодичное бесчеловечное отношение с точки зрения неуважения, то это не считается насилием, т.е. это не предусматривается этим законом.

Я думаю, что законодательный орган и правительство как-то не смогли устоять перед тем нажимом, который был организован со стороны таких крайних радикальных сил общества, у которых на самом деле нет никаких обоснованных антифактов и аргументов против закона, который был изначально разработан с вовлечением очень многих общественных организаций, занимающихся защитой прав женщин, детей. На самом деле, под этим нажимом было отступление также и от прав человека, т.е. закон однозначно не соответствует стандартам прав человека.

Катерина Прокофьева: Те же представители НПО утверждают сейчас, что этот закон был навязан армянским властям извне, со стороны Европейского союза, и финансироваться будет оттуда же, как сказал Виген Кочарян, «из внешних источников».

Артур Сакунц: Я не знаю, почему Виген Кочарян так говорит, потому что во время общественных дискуссий он сам, а также министр юстиции Давид Арутюнян сказали, что этот закон не продиктован извне, и этот закон не обусловлен никакими договоренностями с Европейским союзом.

Катерина Прокофьева: В принципе, Армянская церковь, как я поняла, выступила против – неофициально пока, ну, то, что я нашла в комментариях СМИ.

Артур Сакунц: Честно говоря, официальной позиции Армянской церкви пока не видно, т.е. никаких официальных заявлений, объявлений или выступлений от имени Армянской церкви нигде не провозглашено, есть лишь мнения и выступления отдельных ее представителей, которые, в принципе, против насилия в семье, т.е. они считают, что не должно быть насилие в семье. Но опять же, когда весь этот дискурс переходит в плоскость того, что этот закон принудительный, он против каких-то традиционных ценностей, то Армянская церковь ведет себя более скромно и умалчивает свою позицию.

Очень удивительно, что сам Серж Саргсян во время встреч глав ОДКБ почему-то вдруг в своем выступлении говорит, что Армения – приверженец семейных ценностей, которые проповедует также Российская Федерация. Я так понимаю, что закон о семейном насилии имеет политическое значение как индикатор определения: ты имеешь проевразийскую, прокремлевскую или проевропейскую ориентацию или ценности. Т.е. когда это становится предметом дискуссии такого геополитического сражения, получается, что все уходят от основных существующих проблем в области семейного насилия, о чем говорит статистика, но почему-то очень стеснительны в представлении позиций, потому что это может не понравиться каким-то внешним акторам.

Катерина Прокофьева: Я нашла цитату Вигена Кочаряна: «Если государство предпринимает те или иные шаги, это предполагает некоторые расходы, и в этом вопросе соответствующая поддержка предусматривалась от ЕС, но мы упустили сроки, и сегодня это положение не действует».

Артур Сакунц: Да, т.е. тут нет принуждения – это все по собственной инициативе армянской власти и правительства. Это даже не являлось каким-то условием для подписания последнего соглашения о всестороннем и углубленном сотрудничестве с Европейским союзом. Не было такого в повестке дня.

Катерина Прокофьева: А что говорит статистика? Насколько проблема семейного насилия над детьми, над женщинами остро стоит в Армении?

Артур Сакунц: Представители полиции, а также Следственного комитета, которые выступили и представили эти цифры, указывают, что есть рост сексуального домогательства в отношении детей внутри семьи, очень увеличилось число смертных случаев по отношению к женщинам в результате насилия со стороны мужей и родственников мужа. Процентное соотношение случаев семейного насилия в общем числе уголовных дел, несмотря на то, что у нас нет квалификации, но там же с точки зрения жертв сексуального насилия и домогательств и смертных случаев в результате физического избиения, можно сказать, доля этих преступлений увеличивается.

ekhokavkaza.com